Трудно быть человеком, или Почему в метро зевать нельзя?

Если пожилой человек в очках и с тросточкой, ко всеобщему огорчению, вошел именно в вашу дверь, вашего вагона, первое, что приходит на ум — золотые слова учителя из мультика про чертенка Тринадцатого: «Дома должен сидеть старый черт, а не шляться, черт знает где!» Но это случилось, а значит… гаснет свет, занавес поднимается, спектакль начинается…

Те из сидящих, кто был застигнут врасплох и не успел моментально впасть в спячку, уткнулись в мобильные телефоны. Кто-то раскрыл книгу, кто-то уставился в одну точку, уйдя в глубины самопознания. Но больше всех повезло тем, кто оказался рядом с настоящим раритетом — человеком, все еще покупающим газеты. Газету можно разложить так, чтобы загородить не только себя, но и соседа справа и слева. Опа, я «в домике», кто не спрятался — я не виноват! Что ж, посмотрим-посмотрим, о чем нынче пишет пресса, полюбопытствуем…

Как ни крути, но это правила, о которых позабыли упомянуть в Правилах пользования метрополитеном. Да и ладно — в прятки играть все и так умеют.

Я обожаю метро — это уникальное место, где можно много чего сделать. Встретиться с подругой для вечерней прогулки, послушать уличных музыкантов, посмотреть чьи-то картины, перекусить, купить лекарство, билеты в театр.

Но самое главное — это место, где можно лицом к лицу столкнуться с теми, кто живет в городе или находится здесь проездом. И это не какой-то круг «избранных», в котором все мы волей-неволей крутимся, а самое настоящее зеркало того, что называется народом. Образно выражаясь, без «купюр». Вы любите смотреться в зеркало? Тогда откройте глаза пошире.

Первое, что придет в голову, это понимание того, что народ — не абстракция, а вполне конкретные люди, дядюшки и тетушки. Что они бывают разными — высокими и не очень, худыми и упитанными, привычными и стильными. В общем — очень разными.

Мне кажется, люди, которые пишут законы, тоже тайком ездят в метро! Иначе как объяснить, почему у нас такие суровые, как месть, законы? А в метро все становится понятным.

Ну чего заслуживает человек, не побеспокоившийся о выходе заранее, распихивающий всех на своем пути, когда в вагоне уже звучит: «Осторожно, двери закрыва…»? Благодаря такому, однажды моя нога оказалась между платформой и поездом.

Чего заслуживает толпа матерящихся подростков? Почему кто-то считает нормальным спуститься под землю в совершенно непотребном состоянии и развалиться, заняв сразу несколько мест, да вопить таким истошным голосом, что пассажиры, толпясь подальше от него, молятся, чтобы поезд не застрял посреди тоннеля?

И почему мы все реже и реже заступаемся друг за друга, почему боимся наглых, беспардонных людей? Зачем терпим их?

Мне кажется, мы заслуживаем наказания — той жизни, которая у нас есть. Нам нечему удивляться и незачем жаловаться.

Нас с детства учили гордиться своей историей, воспевать прошлое, восклицать: «Мы победили фашизм!» Хотя победили не мы, а наши дедушки и прадедушки, совсем другие люди. И неизвестно, обрадовались ли бы они, увидев тех, за кого боролись.

Чтобы получить иную, лучшую жизнь, надо, по крайней мере, оторвать кое-что от стула и встать во весь рост, расправив плечи. Надо уметь встать и сказать. Сказать и сделать. Но об этом как-то забыли в последние годы. Всю жизнь быть равнодушным человеком, не ведающим, что такое простое человеческое участие и однажды вмиг стать героем? Не выйдет.

Ничего не выйдет, пока мы не научимся заботиться, сопереживать, отстаивать свои права. И право на такое забытое понятие, как справедливость, прежде всего. На моих глазах молодая девчонка выпихнула из маршрутки двух подвыпивших парней. Она просто не дала им сесть. Это был поступок уважающего себя человека. Это не стыдно и не проявление слабости — это нормально, по-человечески.

И дело не в том, что меня так «торкнул» тот конкретный пример равнодушия с инвалидом в метро. Бывали случаи и похлеще. Не в этом дело. Я все равно буду верить в добро, в любовь, в справедливость, и никто меня не разубедит.

А дело в том, что как бы «поколение пепси» не спорило с теми, кто «родом из СССР», о том, кто из них лучше, ведут они себя одинаково: по принципу Бумбараша — «наплявать-наплявать». Он тоже на паровозе ехал, когда про хату с краю распевал. С тем лишь отличием, что первым на рожон всегда лез. А мы никуда не лезем, мы не меняемся. Ни в худшую, ни в лучшую сторону, ни в какую.

И смотришь ты в «зеркало», и думаешь про себя: эх, люди-человеки, что за беда с вами? И обидно в сердце.

Сидевшая на другом конце вагона, встаю… Подхожу к мужчине, предлагаю приземлиться на мое место. Но угнаться ли немолодому человеку с тросточкой за парнем лет двадцати с рюкзачком?

«Не успел», — улыбается мужчина, кивая в сторону молодца, мгновенно впавшего в летаргический сон на сиденье, что еще секунду назад грелось под моей заботливой попой. Спорим, что свою остановку он не проспит?! Он ведь, как доктор на дежурстве: спит, но контролирует.

«А у нас теперь так — не зевай!» — как можно громче сказала я мужчине. Моя реплика облетела вагон и, вылетев в окошко, навсегда застыла в холодной пустоте огромной трубы, по которой умчался поезд.